Записки учителя

С годами каждый из нас проводит переоценку взглядов на некоторые свои прежние действия, поступки, дела. И это, естественно, происходит с накоплением жизненного, профессионального опыта. Мы учимся у родителей и учителей, у окружения. Конечно же, в этом процессе велика роль и самой личности.

Мы мало что помним из раннего детства. Урывками вспоминаем первые школьные годы. Из начального звена я лично помню, как мне было тяжело в соревнованиях между октябрятскими звеньями, где была звеньевой. Наше звено всегда отставало, то ли потому, что мы хуже учились и были менее активными, то ли по другой причине. Это меня сильно гложило. Помню те сильны переживания, которые пали на мою детскую голову.

Особый яркий, нехороший след оставил навсегда другой печальный эпизод, который начал происходить вообще с самых первых дней. Пошла в школу, не зная ни одного слова по-русски. Меня долго «выгоняли» в первый башкирский класс, где, собственно, я и ощущала себя комфортнее. Мама ни в какую не хотела меня отдавать туда, так как получила соответствующее указание от старшего брата, который в тот год поступил в вуз. Поэтому ею мне было поставлено «устрашающее» условие: если я не пойду учиться в русский класс, то ночевать буду на шахте, куда сваливают мусор и павший скот.

Мама одновременно заявила учительнице, что если она не возьмет, то отдаст меня в школу на следующий год. Учителя других классов уговорили мою учительницу все-таки оставить меня, тем самым спасли меня от «шахты». Мне ничего другого не оставалось, как стараться, чтобы не попасть туда. Как и требовала учительница, я по десять раз, как можно громче, читала все, что задавали по чтению. Понимала или не понимала, это неважно. Все происходило в маленьком доме, где проживала наша многодетная семья. С нами жила бабушка, она иногда говорила мне, не могу ли я читать потише. Нет, конечно, я никак не могла этого сделать. Не зная русский язык, я умудрялась хорошо решать примеры и задачи. Таким образом, учеба с 1 по 4 классы для меня прошла в борьбе. Считаю, я вышла победителем, но… Я еще не понимала, что жизнь дала мне тогда жестокий урок.

Расскажу случай из моей учительской жизни, который явился продолжением того случая со мной в первом классе.

Через годы я вернулась учителем математики и физики в родную школу. Тогда учеников было очень много. Наша школа являлась в округе единственной полной общеобразовательной для некоторой части трех районов республики. Старших классов в каждой параллели было не менее четырех. Учителей с высшим образованием не хватало, так что меня сразу поставили преподавать в старших классах.

В стране стали происходить некоторые преобразования, в частности и в образовании. К этому времени у меня было два-три года педагогического стажа. В начальном звене урок арифметики преобразовался в урок математики, стали малышам на уроках давать понятие неизвестного числа и т.д. Я решила взять один 4 класс и программу новую пройти с ними. Мне, уже привыкшей начинать урок с первых минут, благо с дисциплиной проблем не существовало, что-то было не по себе. Четвероклассники считали своим долгом поговорить со мной перед уроком о том, о сем. Они чинно, вежливо встречали меня в классе, садились, и тут же поднимался лес рук. Естественно, я спрашивала их, они какие только вопросы не задавали. Можно ли поднять упавшую ручку, можно ли начать новую тетрадку… Оказывается, следующий урок у них физкультура и они спрашивают меня, где он будет: в спортзале или на улице, в носках они должны быть или в кедах и т.д. и т.п. Я входила в ступор. Не могла, во-первых, ответить на их вопросы, потому что не знала; во-вторых, не могла на них и накричать, потому что они были искренние, их вправду все это интересовало. С трудом решив все их, как мне казалось, глупые вопросы, начинала урок.

Однажды весь класс прибежал к учительской встречать меня. У всех  глаза вылезли на лоб, возбужденные, перебивая друг друга, сообщили мне «ужасную» новость. «Кто-то, неизвестный, всем под парты положил записки, в которых к девочкам приписал мальчиков, а к мальчикам - девочек». Прозвенел звонок, мы взбудораженным клубком зашли в класс. Дети расселись по партам, твердо убежденные в том, что я сейчас разрешу их «беду». Я знала, что даже за 45 минут урока ни за что ее не решить. Тогда серьезно, сурово, металлическим голосом заявила: «Тот, кто написал такую записку, очень плохой человек. Пусть таких людей земля не носит». Все враз успокоились, поверив в то, что так и будет. Урок прошел нормально.

Продолжение наступило где-то в 11 часов вечера. К нам домой кто-то стучится. Я выхожу, спрашиваю: «Кто там?» Слышу голос моей ученицы- одиннадцатиклассницы: «Я, откройте, пожалуйста». Успела через закрытую дверь спросить: «Что, задачка не получается?» Она в ответ: «Я не одна, с сестренкой» (тоже моя ученица из того 4 класса). Они прошли в дом. Я пожурила старшую и посожалела, как же она не может помочь в математике младшей.

Дело оказалось в том, что эта девочка (она хорошо училась, воспитанная, прилежная; кстати, после школы, окончив вуз, защитила кандидатскую диссертацию) оказалась виновницей того дневного инцидента. Она, вернувшись со школы, не стала обедать, села в углу дивана и горевала, что она плохой человек, что теперь ее земля не будет носить. Не захотела ужинать, даже не могла спать. С трудом сестра выяснила, в чем дело, пытались ее уговорить, убедить, что все это не так. Она не могла согласиться ни с родителями, ни с сестрами. Тогда они привели ее ко мне, снять эту «карму».

Вмиг вспомнила себя в детстве, как мне было тяжело нести в себе страх оказаться ночью на шахте, в глубокой яме среди мусора и павших животных. Я бросилась к ней, обняла со словами: «Какая же ты молодец, какая ты сильная девочка, что сумела победить себя, признаться. А так могут не все». Она вмиг успокоилась, заулыбалась.

Тогда для себя я поняла, что у детей не бывает маленького горя. Чем меньше ребенок, тем больше его горе. Ни в коем случае нельзя подшучивать над ним, смеяться. Это не тот случай, когда говорят: «Чужую беду руками разведу».

Не знаю, не помню, говорили ли нам в институте на занятиях по педагогике или психологии об этом. Вот эти два случая из моей жизни сформировали во мне глубокое убеждение, что маленькие дети очень сильно горюют,  с ними надо быть более внимательными в применении слов, помнить: «Слово может лечить, и может калечить».

Часто сейчас говорят в негативном свете о советских временах. Что касается меня, я во многом с этим не согласна. Особенно в вопросах образования, в частности, в преподавании математики в школе. Мы, кроме базовых знаний по всем направлениям науки, проходили и трудовое обучение. Наши мальчишки, заканчивая школу, могли водить трактора «Беларусы», в некоторых школах девочки осваивали специальность швеи. В школах действовали производственные бригады. В зависимости от возраста, учащиеся вели сельскохозяйственные работы. Летом многие школьники трудились в колхозах, совхозах, лесничестве, об уборке в классе и говорить не приходилось. Многому нас научили пионерские и комсомольские организации.

Так скажем, мне пришлось пройти весь карьерный рост в школе: быть председателем пионерского отряда, председателем совета дружины, секретарем комсомольской организации школы. Мы проводили сборы вторсырья (металлолома, тряпья, макулатуры, костей), учились организовывать мероприятия, проводили учебы актива, периодически выпускали стенгазеты, организовывали взаимопомощь в учебе, соревнования по всем видам спорта и по художественной самодеятельности. Всюду с нами были учителя.

Еще один случай из моей школьной жизни ярко и в то же время больно врезался в мою память, результат которого в дальнейшем я вынуждена была применить уже будучи учителем.

В 5 классе нашим классным руководителем и учителем математики стал Георгий Константинович Стасеев. Как потом выяснилось, он институт закончил в г. Минске, преподавал до войны в Смоленской области и был эвакуирован к нам. Когда впервые его увидела, испугалась. Это был старый сгорбленный человек, хромал на одну ногу, большая лысая голова, из носа и ушей росли волосы. Но как он преподавал! Точнее, я не могла тогда оценить преподавательскую деятельность моего учителя. Но я с радостью шла к нему на уроки. За все четыре года преподавания им алгебры и геометрии они для меня стали одним мигом, наполненным восхищением, ликованием, любовью к математике. Я наслаждалась на этих уроках. Иногда, помню, если раньше других решала задание, он возвращал мне тетрадь: «Есть ошибка, проверь!» В конце урока я опять подходила к нему. Он говорил: «Прости меня, старика, не заметил. Ты решила правильно». Конечно же, я прощала и уходила довольная.

Это его была заслуга в том, что в конце 8 класса в республике, оказывается, проводили набор в первую специализированную физико-математическую школу, одна из 11 учащихся, участвующих из нашего района, я выдержала экзамен из двух туров и поступила. Сама особо не понимала, что это такое, родители тоже не отпустили, заявив, что «государство хочет подросшую дочь забрать себе». На том и порешили: не отдавать меня государству.

Последние два школьных года провела как стрекоза. Пропела я уроки математики. Приехал молодой учитель с высшим образованием, нас отдали ему. Никто его не слушал, и я в том числе. Конечно, на уровне всех, иногда давала правильные ответы, но математика не терпит пренебрежения к себе. Понимание этого пришло слишком поздно.

К концу учебы в школе у всех было мнение, что я лучшая ученица. Никто не занимался нашей профориентацией, более того, родители были склонны, чтобы я пошла работать учительницей (тогда направляли в школы любого выпускника). Семья бедствовала. Только второй по старшинству брат собрал со своей стипендии 40 рублей и сказал маме: «Чтобы она не обижалась, что ее не отправили поступать, отдай ей эти деньги. Пусть в какой вуз желает, туда и пробует поступить». Надо же, первое объявление в школе было для поступающих на физмат. Никто не направлял и никто не останавливал меня. И первый письменный экзамен я выдержала только благодаря моему старому дорогому учителю Георгию Константиновичу, так как половина экзаменационного задания состояла из усложненных арифметических задач. Конкурс был четыре человека на место. Я поступила в институт, но получила мощнейший шок. Все пять лет меня преследовало чувство стыда, что позволило мне госэкзамен по математике сдать на «5».

Успешно закончив вуз, я вернулась в свою родную школу. Я не знала, какой стану учительницей, но твердо понимала: дисциплина у меня на уроке будет!

Меня радостно приняли. Дали сразу же классное руководство в 7 классе. Как потом выяснилось, от этого класса отказалась молодая математичка. Из трех 7-х классов мой, оказывается, был самый непослушный…

Валима АХМЕТГАЛЕЕВА.

(Продолжение следует).