Я никогда не говорила ни своей дочери, ни внучкам, что в наше время женились по любви и до брака оставались исключительно непорочными. Не люблю лицемерить, да и историю моего появления на свет знает вся наша семья.
Когда моей маме было 15 лет, она влюбилась в хулигана, а на празднике по поводу ее 16-летия родные с ужасом увидели живот. Кто, где, как? - последовали сначала вопросы, а затем и порка. Тем же вечером братья, жаждущие мести за поруганную честь своей сестры, застрелили в поле моего 17-летнего отца. На следующий день мама родила недоношенную девочку - меня. Это был стыд, позор, но, тем не менее, меня не бросили и не оставили на волю судьбы. Выхаживали, выкармливали (у мамы от пережитого не было молока), возились. Особенно меня любил дед, чью фамилию я ношу всю свою жизнь, даже будущему мужу сразу сказала, что его фамилию не возьму ни при каком условии. Дедушка был строгим ко всем, а мне разрешал все. Может быть, чувствовал свою вину передо мной и мамой. Хотя к маме он относился до самой своей смерти более чем прохладно. Она - позор рода, а я невинное, пострадавшее дитя - так, видимо, думал он.
Через четыре года мама вышла замуж за фронтовика, в войну у него погибла семья, жена и двое детей. Дед не хотел отдавать меня маме, но ее муж сказал, что без меня они не уйдут, мол, я теперь его дочь, семья должна жить вместе, в одном доме.
Так началась моя жизнь с человеком, которого я впервые в жизни в 6 лет назвала папой, который был мне больше, чем папа, он был мне и мамой. Моя мама была ко мне холодна, за это ее частенько ругал отец, когда думал, что я сплю. А затем родились мои братья и сестры. Нас в семье семеро. Но ни разу, как бы тяжело мы когда не жили, отец не оставил меня без внимания. Подарки - всем одинаковые, лучший кусок разделит поровну. Помню, как однажды у меня порвался сапог, а мне на свидание идти, так он сбегал к соседке, выпросил ее красивые чехословацкие сапоги и принес мне. Пока я чуть дыша, чтоб не дай бог не сломать каблук или молнию, шла на свидание, папа чинил мой сапог. А через месяц принес мне сапоги еще краше, чем соседкины. Мама потом долго его ругала за это.
Каждый раз в день рождения я находила под подушкой мои любимые лакомства - розовый пряник и горсть леденцов, завернутых в газету…
Папы не стало, как он и хотел. Он ушел в 56 лет, быстро, легко, как сказал врач, успокаивая нас, сам не понял, что случилось.
Для меня это была такая потеря, что практически не помню те дни. Рассказывали, что с кладбища меня несли, а я все вырывалась и бежала к холму свежей земли.
Папа, папа… Дорогой ты мой человек. Столько времени прошло, я уже сама еще чуть-чуть и прабабушка, а боль тех дней несу в себе. Несправедливо мало он пожил на земле. Мои дети знают своего деда только по фотографиям, откуда на них строго смотрит черноволосый, кареглазый, неизменно в шляпе и пиджаке с орденами и медалями худощавый мужчина.
Мы, его дети, не помним, чтобы он нас когда-нибудь обидел. В нашем доме не висели на двери ни скакалки, ни ремни, как у других наших сверстников. Папа всегда воздействовал словом и взглядом. Был очень мудрым, хоть и простым, с тремя классами образования, человеком, которого любили и уважали все.
Спасибо огромное судьбе за то, что в моей жизни был не родной по крови, но настоящий, родной по духу отец.
Б.П.