Бадьян - рассказ Тансылу ГАЙНУЛЛИНОЙ

Обошла чащу с березами и лиственницами, с черемухой и смородиной, уставилась на реку, которая течет с Ирандыка на восток, и задумалась. Подняла голову к синему небу и, взглянув на солнце, определила время: наступил полдень. Вчера за целый день столько ягод насобирала. Полакомилась вместе с щавелем и снытью, дикой лилией - и сыта вроде. Но если днем жарко, то ночью достаточно прохладно. И земляника стала высыхать - это были признаки того, что лето медленно повернулось в сторону осени. Сколько дней она уже ночует в дупле старой, большой, толстой лиственницы.

Как только солнце убежало за горы, подул сильный, холодный ветер. Зашумели деревья, издавая жутковатые, странные звуки. Бадьян охватило беспокойство, даже испуг. Во сне пришли родители, которые давно покинули этот бренный мир. Встали они, значит, под березой на горе напротив и говорят в один голос: «Возвращайся, спи на своем месте». И исчезли в черной, бездонной темноте... А потом на том же месте увидела брата и сноху. «Все равно выдадим за дедушку Иргужу, будешь ему второй женой», - угрожали они. Проснулась от страха и с ужасом осознала, что сердце бешено колотится в груди.

Не вытерпела, выбежала из дупла Бадьян. Но увидев тень всадника в предутренней темноте и услышав тихое ржание лошади, хотела улизнуть обратно, но, увы, утренний гость оказался шустрее - схватил в охапку и поднял над землей, как пушинку. А потом этот богатырь (на самом деле мужчина в расцвете сил, который давно прошел свой средний рубеж), из сильных рук которого не было ни малейшей возможности вырваться, прошептал беззащитной дикарке:

- Ах, моя дорогая Бадьян, сколько лет, сколько зим, надо же, суждено, оказывается, мне увидеть тебя! Давно ведь думал, что кости твои, обглоданные волками, лежат среди горных камней. Все переживания улетучились, слава Аллаху!

Он сильными, большими руками обхватил тонкую талию пятнадцатилетней девушки. Опьянел от запахов черемухи, вишни и ароматных лесных трав, исходящих от этой еще несозревшей женщины, точнее невинной девушки.

- Не бойся, не повезу к брату со снохой, а оставлю у сестры, - проговорил он.

Когда настало утро, всадник остановился у ворот сестры Мушарифы.

- Нашел вашу беглянку. В эту же пятницу приду свататься, будьте дома, - богатырь повернул лошадь в сторону горы и медленным шагом пошел прочь.

Сестра запричитала: «Что, думаешь, Иргужа, который управляет восемью деревнями, не управится с двумя женами? Исхудала-то как! Чем бегать по горам, по весям, давно надо было согласиться!»

- Нет, замуж за этого старика я не пойду.

- Ну что ж, попробуй пожить у нас в доме, который не больше сарая для ягнят. Да что там сарай, как в спичечном коробке, спят десять мальчиков и две девочки, один моложе другого. Еще свекровь, твой зять и я в придачу. О, Аллах, чем прокормлю их, когда проснутся, даже не знаю...

- Ну тогда мое место на дне Кайынлыкуля...

- Так не говори, родимая моя. Судьба, значит, такая, предначертано. За пазухой у старика - калач, а молодой за пазухой держит плетку. Будешь сыта и обута, что тебе еще надо? Кого мужик отвергнет, того и мир отвергнет. Первая жена-то - ровня матери... Думаю, сладите. Кому еще выпало такое счастье, как жить в большом доме из лиственницы с русскими воротами?

Не торопясь, легкой рысью доехал на своем черном жеребце до дома Иргужа, даже не почувствовал дорогу. А когда зашел домой, на него повеяло невероятным теплом от родного очага. Даже звуки самовара и беспечно потягивающая с шумом чай Укабика, двое сыновей, безмятежно, со вкусом глодающие кости, показались такими близкими, родными. Хозяин с удовольствием оглядел свои владения, прошелся по комнатам: светло, высоко, широко. А напротив окон - идущие друг за другом каменные амбары: тут для зерна, а там хранится мясо. Тут сарай для коров, тут - для лошадей...

Вышел за забор, пошел в сторону, где хранились снасти, сани да телеги, похлопал по-хозяйски по колесам, поправил повозку, побил подушки, прикрепил сильнее. Посидел на своем месте. И Укабика никуда не денется, благословит, а потом сядет рядом. А мальчишкам пусть будет посвободнее - надо убрать лишние вещи. Так, по-своему, он приготовился в дорогу. Но только одно было удивительно даже для него самого: как будто появился какой-то интерес ко всему и как будто первый раз он делает ревизию большого хозяйства. Неужели до этого был равнодушен к своей семье, их интересам? Но если бы это было так, не было бы у него такого знатного хозяйства, которое вызывало уважение у односельчан и породило молву в дальних селениях.

Вон брат Бадьян, Ахматшариф, не может прокормить даже себя. «В нашем роду таких не было, нет и не будет», - успокоил Иргужа себя. Вдруг его осенило, и он крикнул: «Укабика, Укабика, где же ты?»

А та, не оторвавшись от куска смачного сахара, крикнула:

- Ты что, ослеп, что ли, совсем? Чай же пью!

- Послушай меня внимательно. Я уже несколько раз предупреждал. Завтра - пятница. Привезем Бадьян, по всем обычаям и канонам сделаем, поняла меня? Приведи в порядок сыновей. Они тоже поедут с нами.

...Жена сперва обрадовалась, даже не подумав о другом: «Конечно, разве можно все время сидеть дома? Надо поехать, обновиться, проветриться». А немного посидев, она тяжело вздохнула и горько заплакала:

- Ты что, она же еще неокрепший цыпленок, даже толком из детства не вышла. Ты же не затеял женитьбу на ней?

А потом закрыла рот руками и добавила:

- Ну да, понимаю, не нужна ни сестре, ни брату, а тебе нужен слуга. Жалеешь меня - затея-то благородная... Одной тяжело справляться с домашними делами. Но ее можно привезти и так, зачем все усложнять-то? Гляди, и слухи пойдут, отец...

- Берем - так берем по всем обычаям. Есть родственники, односельчане, наконец. Пусть не будет стыдно потом.

- Ну, если так подумать, то ты прав - не стоит такому уважаемому человеку делать по-другому.

Два мешка муки, добротный кулек чая, подарки для всех - легкая телега, запряженная старым мерином, отправилась со стороны горы Кулунлы на восток, в деревню Яланкирово. Лошадь шагала нехотя, будто сил не хватало. Склоняясь то в одну, то в другую сторону, она, казалось, хотела рвануть по горной дороге вперед, но, выскочив на ровную землю, переходила на густые шаги и, время от времени отдыхая, пыталась бежать рысцой.

Укабика прижалась к мужу, уселась, немного приобняв его, плечом к плечу, и сердце ее радостно билось от этого тепла. Ах, если бы всегда так было! Да что там, она сегодня, не слезая с телеги, готова отправиться хоть на край земли - лишь бы так ехали и ехали. Сколько лет она уже была лишена обычного мужского тепла и нежности. И то, что ее единственное утешение, надежда и лекарство для души - Иргужа был рядом, успокаивало ее. Но в то же время где-то внутри росла тревога, что все это ускользает, и горечь грядущей потери усиливалась не по минутам, а по секундам.

В душе зарождалось непонятное, таинственное ревностное чувство, которое никак не предполагало то, что надо делиться своим мужем еще с кем-то. Хотя в дорогу выехала в ожидании приключения, чем дальше ехала, тем больше начинала ненавидеть Бадьян - предполагаемую разлучницу, врага.

Не успел Иргужа еще привязать коня, как его поприветствовал будущий свояк:

- Заведем коня внутрь.

Переваливаясь, как утка, во двор прошла тучная Укабика.

- Живы-здоровы ли? Ах, Аллах, был бы дождь, столько пыли не было бы на дороге. Мушарифа:

- Наверное, зима будет ранней. После утреннего тумана повеял холодный северный ветер, на обочине дороги высохла трава. Но еще не началась затяжная черная осень...

- Да плохая погода-то уйдет...

Прошло совсем немного времени, и показался мулла Кутлубай со средней женой-абыстай. Он важно вошел в дом, к столу, проговаривая про себя, что были времена, когда реже начали читать никах.

Хозяин дома спросил:

- Помните?

- Эх, эти времена осели историей в душе башкирского народа. После того, как генерал Перовский во второй раз был назначен губернатором Оренбурга, он с боями отправился в среднеазиатское Кокандское ханство и покорил крепость Ак-Мечеть. Именно там положили головы наши мужчины. Слова муллы подхватил Иргужа:

- Проплыть Сырдарью, конечно, было нелегко. Все трудности и потери войны отражены в башкирской народной песне «Сырдарья».

- Я хочу сказать вот что, - снова вступил в разговор мулла. - В эти годы в нашей стороне на свет появлялись только мужчины, многие из которых, так и не успев жениться, остались лежать на земле у Сырдарьи. Теперь, слава Богу, сравнялась разница между мальчиками и девочками. Давайте не будем кидать камни в тех, кто управляет страной, все проживаем то, что предначертано судьбой и Всевышним. Ребенок счастливого в пятнадцать лет станет главой, а несчастного - и в тридцать останется молодым. Так что не будем осуждать раннее созревание Бадьян. Пусть будет к добру, приступаю к исполнению своих обязанностей, как велит шариат. Браки сначала заключаются на небесах, а затем заканчиваются молитвой на земле. Пусть Аллах будет согласен, - сказал мулла, поглаживая лицо и поглядывая на Иргужу и других по-хозяйски.

После вечерней трапезы раздавали подарки, наступило некое успокоение.

- Уважаемая, - сказала Мушарифа Укабике, - постелю этим в доме. На одну ночь и заячья шкурка вытерпит, остальные будем спать на свежем воздухе, на сеновале.

- Нет, где Иргужа - там и я. Всем троим постели вместе.

Мушарифа, не веря своим ушам, приоткрыла рот и застыла без слов. Укабика, словно поняв ее, повторила ту же фразу. «О, Аллах, какие испытания еще ждут мою несчастную сестренку», - взмолилась Мушарифа, и слезы рекой потекли из ее глаз.

- Вон, видишь мальчика со стрелой и луком? Ему одиннадцать лет. Как только он родился, муж ни разу не дотронулся до меня, даже случайно, - сказала Укабика, краем глаз взглянув на Мушарифу. - На протяжении десяти лет живу, не ощущая любви и ласки мужчины, да и позабыла об этом... Ах, если бы не бес в ребро моему старику... Так и для работы особо не гожусь: как колени-то подводят, болят, разве повернешь их? Слуга нужен, а остальное - его фантазии, да и у ближайших богатеев, говорят, несколько жен. Лицом ведь в грязь не ударишь.

Укабика, всем своим видом показав, что только она имеет право на Иргужу, ревностными, резкими движениями распушила перину, указала мужу место по правую сторону, Бадьян - на левую, а сама упала на середину. От безысходности все припали к подушкам. Под одним одеялом ни один из них не почувствовал ни тепла, ни сна.

Короткая летняя ночь бесконечно длинна…

Продолжение читайте в следующих номерах газеты «Сибайский рабочий».