-6 °С
Облачно
Антитеррор
Все новости
Творчество
17 Сентября 2019, 11:58

Вернулся...

И снова, как в безмятежном детстве, я открыл ворота, прошел по двору, наступая на мягкую гусиную травку. Увидев галоши матери, обрадовался, будто сыскал лекарство для неспокойной души своей. Какое блаженство, какая отрада! А сколько раз на чужбине бывал в великолепных домах с богатым убранством, с кем только не приходилось встречаться, но таких дивных, блаженных минут не испытал.Мать нас вырастила в тепле и уюте, в окружении счастья, оберегая от всяких невзгод. Говорила, что мы придаем ей жизненных сил. Конечно, в те времена, по молодости, до меня не совсем доходил смысл этих слов. А сейчас я и сам отец… До этого, где бы я ни ходил и что бы ни делал, не обрел душевного спокойствия. Как ракушка, закрылся от всех, стал замкнутым. Когда дожил до сегодняшних лет и стал рассуждать с высоты этой колокольни, то не переставая стал думать о брате. Но не припозднился ли… 

ВЕРНУЛСЯ...


Рассказ

Тансылу ГАЙНУЛЛИНА. Перевод Гузелии БАЛТАБАЕВОЙ.


И снова, как в безмятежном детстве, я открыл ворота, прошел по двору, наступая на мягкую гусиную травку. Увидев галоши матери, обрадовался, будто сыскал лекарство для неспокойной души своей. Какое блаженство, какая отрада!

А сколько раз на чужбине бывал в великолепных домах с богатым убранством,

с кем только не приходилось встречаться,

но таких дивных, блаженных минут не испытал.

Мать нас вырастила в тепле и уюте, в окружении счастья, оберегая

от всяких невзгод. Говорила, что мы придаем ей жизненных сил.

Конечно, в те времена, по молодости, до меня не совсем доходил смысл этих слов.

А сейчас я и сам отец…

До этого, где бы я ни ходил и что бы ни делал, не обрел душевного спокойствия.

Как ракушка, закрылся от всех, стал замкнутым.

Когда дожил до сегодняшних лет и стал рассуждать с высоты

этой колокольни, то не переставая стал думать о брате. Но не припозднился ли…

Мы - близнецы. Братом называю, а на самом деле он появился на свет раньше буквально на несколько минут.

И вот я, по прошествии немалых лет, опять стою у родного порога… Как встретимся? Поймем ли друг друга?

Чуть погодя я вдруг услышал голос матери, идущей ко мне навстречу: «Все запуталось - и сон, и явь…Ты ли это, дитя мое? Какие ветра тебя занесли? А где сноха, дети? Ждала, ждала… Не знала, что и думать… Сейчас уже одной ногой я здесь, другой - уже там…». Мама вытерла слезы кончиком платочка, прикоснулась к моим рукам.

Долго стоял, обняв свою мать. Какая же маленькая да сухонькая она стала - одни кожа да кости. Поневоле я растрогался, в глазах появились слезы. Ах, мама-мамочка моя, сколько бед принес тебе, сколько тяжких переживаний! Эх…Только ли это? Я стоял, углубившись в свои грустные думы. Мама глухим голосом промолвила: «Как в воду канул, а теперь, как Хызыр Ильяс, вернулся назад… Добро пожаловать, проходи, ты вернулся в родной дом. Благословения моего на двоих хватит. Думала, уйду, не увидев тебя, слава Аллаху, он услышал мои мольбы…»

Я нетерпеливо спросил:

- А где брат?

- Дома.

Перешагнул порог и, еле осмелившись, слегка приобнял брата. Он бросил на меня холодноватый взгляд, полный вопросов, но не промолвил ни единого слова. Я сразу почувствовал, что он хотел сказать. Пусть прошло много-много лет, но кажется, что, как и раньше, мы друг друга понимаем всей сущностью и душой, даже слова излишни. Когда выгрузил гостинцы на стол, сжав всю смелость в кулак, я проговорил:

- Оказывается, человек ума-разума набирается по крупицам…

Но… Вся искренняя сущность брата, который всю жизнь провел в ладу с самим собой, и притягательные родственные нити не добавили ни капельки тепла в данную ситуацию. Разговор не клеился.

- Хозяйство у тебя, брат, хорошее, мощное… Все обновил, - добавил я совсем не к месту. А он остался равнодушным, бросил испытывающий взгляд и опять уставился в пол. Не поймешь - вместо меня ему, что ли, неудобно…

Почувствовав, что беседа совсем не ладится, мама заговорила:

- Душа моя еще при мне… Но вдруг что случится, похоже, на том свете не суждено мне лежать спокойно. Из мухи слон получился… Нет друга супротив родного брата, казалось бы. И любовь братская лучше каменных стен. Не для того я растила вас, чтобы жизнь прожили как Сак и Сук.

По всему видно: утешение брат нашел в труде. Огромное хозяйство, собранное за всю его жизнь, впечатляет. А в душе - ледяной холод. Возможно ли его согреть теперь, растопить хоть немного этот лед? Знаю, я виноват: сожаления, сожаления… И брат как почувствовал мои мысли: переводит взгляд то на мать, то на меня. А потом опять уставился через окно в пустоту. Мама продолжила:

- Никто из вас друг друга не заменит. Были одинаковые как две капли воды, а теперь этого не скажешь: один стал похож на отца, другой - на меня.

На этом месте я встрепенулся и выдохнул:

- Осознал самую большую ошибку в своей жизни и вернулся просить прощения, брат! Готов умолять тебя на коленях!

Воцарилась зловещая тишина. Как будто бы между нами встала каменная стена и родной человек, который вообще не способен даже думать о плохом, казалось, отправил мне безмолвную весточку: «Теперь разве нужно мое прощенье?» Его ответ я почувствовал и телом, и душой. И продолжил:

- Оказывается, затухают самые искренние чувства и самая горячая страсть. Я даже не знаю, где она…

Из маминых рук с грохотом упал чайник и покатился. Она произнесла с мягким укором:

- Вот ведь как! Так и думала, что добром не закончится. Каждое деяние должно быть человечным! Как же без материнского благословения? А ведь чья-то большая обида, проклятье не должны омрачать отношения родных людей. Да, нелегко очиститься от этой несмываемой грязи…

Брат вдруг вскочил со своего места и начал ходить взад-вперед по дому. Молча, без единого слова. Казалось, что его коснулись какие-то невидимые, невероятно важные волны судьбы и он понял, что идут решающие минуты: стал совершенно иным человеком. Словно, как и раньше, он хорош собой, силен

и молод - выпрямились широкие плечи, стал прежним. И, наконец, посмотрев мне прямо в глаза, он спросил:

- Где ты ходил столько лет?

- Ну... Как-то получилось так.

- Воры, как правило, возвращаются на место преступления…

- Это уж слишком… Так нельзя…

- Смотри-ка, научился-таки различать, что можно, а что нельзя…

Последние слова словно кинжал вонзились в душу. Мысли перемешались, я даже не нашел что ответить и беспомощно уставился на мать.

- Ну! Где ходил? - вымолвила она нетерпеливым, дрожащим голосом.

- Ах, что за встреча получилась у нас! Я ведь скучал и так мечтал увидеть вас!

Брат же все о своем:

- Ты всегда был популярен у женского пола, детей-то у тебя, как у любвеобильного человека, наверняка много…

- Сын у меня, всего лишь один сын. Мать его, хоть и каталась как сыр в масле, не вытерпела хорошей жизни. Исчезла куда-то с шофером одного большого бизнесмена. Так-то вот. Я…

- Боже мой! Вот ведь как, раз без благословения, - мама, видимо, не знала что и сказать и смотрела то на брата, то на меня. В доме опять установилась неудобная тишина. Вдруг брат, как в молодости, бойко выговорил:

- Мой сын-то с кем, с мамой?

- Как это - твой сын?

- А что, не сказала, что ли?

- Ничего не понимаю...

- Она же была беременна...

Ну вот, беда на беду, получается. Открывшаяся правда пусть и была такой ошеломительной силы, что могла бы разбить даже камни, но мы не стали многословить - промолчали... Кто что думал - непонятно.

А я вспомнил сына: как хорошо жили, были нужными друг другу! Мысли перепутались, сердце застучало. Затуманились глаза. Сколько я сидел безмолвно, пытаясь осознать услышанные страшные слова, трудно сказать. А дальше постарался взять себя в руки и, как всегда, задался вопросом: «Почему же моя жизнь сложилась именно так?» Ответ, наверно, остался в тех годах, которые далеко позади.

...В середине июня на нашей улице появилась девочка в красном платье по имени Розалина, с пшеничными волосами, с зелеными глазами. Гостья приковала к себе все взгляды: на чью же удочку попадет красавица? А получилось так, что самым шустрым оказался мой брат. Мне, как будто бы, без разницы. Все знали: брату до этого никто не нравился, никогда ни за кем не бегал. И вдруг он превратился в лучшего парня нашей улицы. А я, хоть и гораздо разговорчивее, шустрее, остался ни с чем. Да что там - превратился в тень своего брата. Чуть погодя их начали называть «Тагиром и Зухрой». Как увижу их, идущих держась за руки, немного завидно, конечно. Эх, проводить бы хоть один раз эту девушку в красном платье...

В один прекрасный день так и сказал: а давай вместо брата схожу с ней в кино, пусть будет интересно, провожу один раз? Никто ничего не заподозрит! Есть такая черта у брата: даже в несправедливости увидит светлое, и в ужасном заметит красоту. Он ничего не сказал, просто улыбнулся в ответ. А мне и того хватило: с этого дня, особо не задумываясь, начал ухлестывать за красавицей с пшеничными волосами.

Увлечение все затягивало: после кино провожаю Розалину и долго сижу на ее скамейке, как будто пригвоздили к ней. Хорошо быть рядом с домом, где она спит, душе приятно. Когда на улице прекращается шум шагов, я немного успокаиваюсь и иду домой. Все думаю - лишь бы брат к ней не пришел. А в один день собрал друзей и объявил:

- Имейте в виду, она моя. Я предупредил вас!

- Как будто не знаем, что это ты, - сказали они и, перемигнувшись, пошли кто куда. А что брат? Как он, не любивший валить через пень колоду, не терпевший разгильдяйства, вытерпел раздирающие чувства, как потушил пожар в груди, я не знаю. Об этом тогда совсем не думал. Даже сегодня не понимаю. Во всяком случае, мне казалось, что это не мимолетное увлечение, а настоящая, искренняя любовь и я попал в волшебную страну не изведанных до того завораживающих чувств...

Но как у всякого дела бывает начало, так и конец приходит когда-нибудь. В общем, когда «температура» моей любви достигла высшего накала, пришел домой и, горя нетерпением, известил своих: «Я женюсь». Мама опешила: «О боже! Вот дела! Оба сразу женитесь?» А брат, до этого ходивший совершенно спокойным, ответил: «Я - первый». Мама задумалась, а потом резко выговорила:

- Такое дело второпях не решают, тем более втроем. Надо обдумать, обсудить. Много говорить не буду. Мое слово таково - первым женится брат.

Меня будто окатили ледяной водой.

- Но у него нет даже более или менее серьезных отношений с кем-нибудь. А Розалина любит меня...

Брат, не торопясь, ответил:

- Есть! Вот через дней десять закончит учебу и приедет. А потом - свадьба.

- Если даже заплатишь - не поверю.

- Ну и не надо...

Кто знает, где правда, где ложь. Но любопытство росло с каждым днем. А мама с братом готовятся к свадьбе - искренне, от души, засучив рукава. С одной стороны, возможно все. А что если вдруг снохой будет Розалина? О-о-о, не-е-т, нет! Что же я выдумываю, дурак. Вот так, пока ходил и перебирал кучу мыслей, наступил решающий день. Не ангел, но невероятная красавица - точеная фигура, нежные руки... Я просто сошел с ума, встал как вкопанный: нельзя оторваться от этих великолепных зеленовато-карих глаз. Вот тебе на! Вот тебе спокойный, безмолвный брат, который семь раз отмеряет, прежде чем отрезать. Меня, ошеломленного, вернули в реальность его уверенные слова:

- Скоро отправляюсь на работу, на долгий срок. Поторопись со своей свадьбой. Очередь за тобой.

Эти слова, конечно же, добавили чести брату перед снохой. Ее нежный голос, заливистый смех заворожили меня. Она бросила многозначительный взгляд на нас двоих, тяжелую, блестящую косу перекинула через плечо и своими белоснежными руками потянула брата куда-то. Понятно, что их ждали самые сладкие, нежные минуты...

Этой ночью я даже глаз не сомкнул. И мать меня торопит со свадьбой: «Любимый человек - часть души. Заставили ждать... Пока брат на работу не уехал...»

То одно, то другое... Это нужно, так бы сделать, сяк бы хотела - у невестки куча всяких идей и желаний. Завораживающе излагает и все влюбляет в себя брата. А в моем мозгу засел неугомонный червь: почему эта красавица не моя, а его? Внутри кипит ураган, надвигается буря. Душу терзают нехорошие мысли.

А ведь, казалось, что нас с Розалиной обоих накрыла всепоглощающая страсть, настоящая любовь. Она при каждой встрече шептала мне: «Я люблю тебя!» Что же случилось со мной? Откуда возникла эта неожиданная, невероятная ситуация? Не брат ли всему причиной, который молчал да сделал свое дело исподтишка? Да-да, именно брат, брат виноват. А в моей душе -

все зеленые глаза да пшеничные мягкие волосы...

...Как всегда, брат уехал к черту на кулички за большими деньгами. Маму, почитающую религиозные каноны, чуть ли не каждый день зовут на обрядовые мероприятия. А я после работы, сломя голову, прямиком бегу домой, потому что красавица-сноха ни на минуту не выходит из головы, ее глаза -

горящие звездочки - завораживают меня, и я каменею, превращаюсь в робота. Если до этого было лень даже нарезать хлеб и налить себе чай, то теперь я - лучший ее помощник во всех домашних делах. Нет, нет, я не надеюсь на ее нежный взгляд или случайную улыбку. Даже считаю, что это неуместно, не нужно. В общем, знаю свое место. Каждую секунду в мозг капает только одна мысль: она принадлежит брату, нельзя. Но, сам того не чувствуя, всегда с ней учтиво и мягко общаюсь.

Даже нечаянным словом не выражаю свой восторг, даже понарошку не касаюсь ее рук. Наоборот, мне кажется, что если подольше буду на нее смотреть, красота снохи, как разбившаяся хрустальная ваза, осыплется под мои ноги.

Но все же наблюдение за ней дарит мне невероятную радость. А как вспомню, что она - жена брата, то меня бросает в дрожь, я теряюсь, в мозгу начинает стучать: «Она - не твоя». Отчаяние одолевает меня в такие минуты. Но это мне не в тягость, мне больше ничего и не надо: и утром, и вечером через приоткрытую дверь в ее комнате продолжаю свое наблюдение. Ах! Какое великолепное зрелище! Ощущаю через стену, как она перед большим зеркалом распускает длинные волосы, раздевается, выключает свет и ложится в постель. Мне даже кажется, что и я вместе с ней засыпаю. Чувства бурлят: завидую ее красоте, это подстегивает меня, задевает. Сдается мне, что в душе зарождается нехорошая, чуждая мысль, и я бессилен перед ней. Иногда даже думаю: может быть, у снохи есть какое-то волшебство, на худой конец, заворожила, что ли, меня? Кажется, что я танцую на огненных углях, обжигаюсь, но и это дальше готов терпеть, согласен. И так вот проходят-пробегают дни...

Все ждем, когда брат приедет с далекого Севера. Но у троих - три заботы. Сноха ожидает брата. Мои думы - все о ней. Мама же твердит одно: «Как же быть, как же... Родная сестра слегла, болеет, а ехать не могу. Ведь я должна ухаживать за ней, больше некому. Как только брат ступит на порог, сразу же уеду в ее деревню. Что-то долго он, долго едет...» Как бы мать не переживала за свою родню, у каждого свои думы, и они важнее всего.

...Брат едет! Сноха на седьмом небе от счастья. Суп приготовила, пирог испекла, приоделась, прихорошилась. Ноги не ходят, а просто летают. Глаза бросает то на окно, то на дверь. И вдруг звонит телефон. На том конце провода сообщают: «Не успеваем, комплекс не достроили, оставили еще на один месяц». С этой же стороны она отвечает: «Ну как же так? Я соскучилась! Сколько можно жить в ожидании тебя? Устала...» И заплакала. Ее красивое лицо исказилось, будто передо мной совсем другой человек. И, хоть она утопает в горьких думах, мне приятно наблюдать за ней.

Ну и ладно, не возвращается так не возвращается. Пусть подольше работает: не первый раз его задерживают. С детства такой он, брат, - рабочая лошадь. Эх... Вот только на его месте быть бы мне...

- Едет он, возвращается, - сказала сноха, перебив мои сладкие мысли. Радуется-то как: искренне, от души, не знает за что и взяться. Но прошло еще несколько минут, как узнала последнюю новость: самолет задерживают из-за плохих погодных условий, воздушная дорога закрыта. Взгляд, полный противоречивых вопросов, она переводит на меня. «У него же так, всегда все наоборот», - выпалил я неожиданно. Я никак не хотел унизить брата - получилось как-то невзначай, неосознанно. А сноха потеряла последнюю каплю терпения: как человек, лишившийся надежды, она тяжелыми, громкими шагами направилась в свою комнату... И закрылась.

...Меня как-будто окатили ведром горячей воды. Ну невпопад я сказал своим деревянным языком, выпалил ненужное: она - «соскучилась», а я - «не до тебя пока». Так неудобно, не к месту получилось. А дальше... Дальше я помню каждое мгновение этого дня. Эти минуты оставили неизгладимый след в моем сердце, перевернули всю мою жизнь...

Первое - умерла мамина сестра: та, к которой она так и рвалась в последние дни. Залившись слезами, с горькими сожалениями, в этот вечер мать направилась в деревню, чтобы проводить тетю в последний путь.

А второе... Вдруг среди ночи поднялся сильный ураган. Все вокруг тряслось и ревело, даже крышу соседнего дома сорвало. Было слышно, что где-то что-то с грохотом упало, открылись настежь окна... Что же это такое? Неужто молния попала в комнату снохи? Я даже не почувствовал, как мигом встал с постели и оказался у ее двери. Стучу - не открывает. Долго не думая, со всей силой пнул дверь и через секунду был уже внутри: окна открыты настежь, огромное зеркало, прикрепленное от пола до потолка, вдребезги разбито, осколки рассыпались по всей комнате. А сноха сидит, уставившись в пустоту. Тихонечко плачет. Пожалел, невзначай приобнял.

- Зачем сюда зашел?

- В последнее время замечаю, что часто плачешь. А сейчас... Ураган такой сильный...

- Да что мне буря? Все равно не спала бы - терпеть нет больше сил.

- Многое вытерпела, малое не сможешь, что ли, перенести?

- Какое тебе дело? Быстро выходи! Вон отсюда!

Как там говорят: на одну ночь - полезешь и в печь? То ли шайтан подтолкнул - за миг я превратился в дьявола. Да-да, именно в эту минуту моя необузданная страсть охватила огнем обоих, бросила в пекло и сожгла дотла... В моих объятиях она превратилась в сладкий пластилин, готовая растаять и исчезнуть. Я не мог оторваться от нее. Конец этих сладких минут был невероятно горьким. Когда под утро приехал брат, мы все еще были вместе.

До сих пор помню лицо опешившего брата - молодого, сильного, но до ужаса жалкого. Когда он увидел нас, закрыл лицо руками и сполз на пол. А через несколько минут пулей вылетел на улицу...

...Ах, думы, думы... Когда, оторвавшись от горестных воспоминаний, я пришел в себя, то пронзительным голосом воскликнул: «Вот дурак! Что я тогда натворил! Если бы сегодня вновь пережил эти безумные мгновения, я бы, наверно, сошел с ума. Не выдержало бы сердце... С каждым годом ты мне все дороже, брат! Прости за все! За те страдания, что я тебе причинил!»

...Лицо горит пламенем, слезы горькими ручьями бегут по щекам. Вдруг брат подошел и приобнял меня: «Все, что было, то прошло. Маму бы не обидеть... Окутать бы ее теплом и заботой... Вместе... Она тебя слишком долго ждала».

Мать, услышавшая это, вдруг подтянулась, плечи расправились, вся ее сущность, многое повидавшая на своем веку, озарилась теплом и искренностью. «Это ведь жизнь, дети... Чужой не пощадит, свой не убьет... Чай надо поставить, чай...» - ее слова, как живой родник, полились бальзамом в душу...
Читайте нас: