Хоть один день побыть среди вас…

Римма ЮНУСОВА

Роберт Тагиров принес в редакцию сохранившиеся фронтовые письма своего дяди, старшего сержанта, начальника радиостанции роты связи стрелкового полка Марата Сафеевича ТАГИРОВА. Родился он в 1919 году. Работал токарем на лесопильном заводе в деревне II-Иткулово Баймакского района. В армию был призван 5 февраля 1940 года.

Он служил радистом на Урале в г. Кунгур, затем во взводе в 265-м горно-стрелкового полка в Грузии. Участвовал в боях за освобождение Кавказа. Воевал в Прибалтике - Латвии, Литве, затем в Польше. В составе 3-го Белорусского фронта освобождал от немецких фашистов Восточную Пруссию.

В 1943 году был награжден медалью «За боевые заслуги»: в трудных условиях вынес с поля боя две радиостанции, обеспечив бесперебойную связь с вышестоящими штабами по управлению части. В июле 1944 года награжден Орденом Славы III степени, 31 января 1945 года - медалью «За отвагу», значком «Отличный связист».

7 июля 1945 года в тяжелых боях под Кенигсбергом был тяжело ранен, попал в госпиталь Инстербурга (ныне Черняховск), и там же 24 июля 1945 года умер. Похоронен в братской могиле г. Черняховск Калининградской области.

Марат Сафеевич - родной брат Манира Сафеевича Тагирова, Почетного гражданина г. Сибая, бывшего директора школы №6.

Письма с фронта написаны маме, сестре Гале и братьям Масгуту и Маниру на русском и арабском языках. В них есть и тоска по дому, и юмор, и вера в победу, живо переданы детали военного быта, сражений. Вот некоторые выдержки из писем.

«Здравствуй, дорогая сестренка Галя! Вот скоро и Новый год! А сколько этих новых годов пришлось встречать нам, солдатам, в большинстве случаев вот так, по-фронтовому. Ну, уж вы не подкачайте, гульните и за нас, радистов! У «нас» здесь климат неблагонадежный: то снег, то дождь. Думаю, в Башкирии давно зима, кругом снег. Признаться, я соскучился по родной сторонушке, хочется снова видеть все старое и близкое. А пока всего хорошего тебе, сестричка! Твой брат Марат».

«Я уж вам надоел своими фотокарточками, думаю, пока есть возможность, будем фотографироваться. Так вот, браток, дарю тебе на память свою фотокарточку, снятую со своими друзьями по фронту – радисты Клим Хасьянов и Рахимьян Хасанов из Татарии. С горячим приветом твой брат Марат. Восточная Пруссия».

«Здравствуйте, дорогие мамочка, Галя, Шура, Масгут и Манир! Вчера мне вручили целую пачку писем, адресованных на мое имя. И хочу ответить на интересующие вас вопросы. Все вы в один голос спрашиваете: «Почему, мол, ты не приедешь к нам на отдых? На побывку, дескать, приехали многие: Тарелкин, Маврин и т.д. Для этого у них есть какая-то причина: ранены или еще что. Конечно, я не против был бы хоть один день побыть среди вас, посмотреть на родные лица, поделиться с вами всем, что пережито, видано и испытано. Очень бы хотел, дорогие! Но пока еще не предвидится ничего подобного!

Вот если кончим войну, если останемся живы, вот уж тогда! Потом. Мне очень интересно, какой героизм проявил Явдат на Дальнем Востоке, что его наградили 20 тысячами рублями и костюмом. Если он боец, то почему костюмом?

Масгут придирается, что, мол, мало пишу о своих друзьях! Дорогой! Их у меня добрых три десятка. Вот в моем экипаже (экипаж, правда, не танкистов, но и нашу пятерочку называют «экипажом») я - начальник рации, Лимонников - старший радист и радисты Докукин, Кремер, Хасьянов.

У нас сейчас идут большие ожесточенные бои с фрицами. С большим трудом, ломая его оборону и истребляя, мы шаг за шагом идем вперед. Ни на минуту не смолкает артиллерийская канонада, поют «Катюши». В воздухе вьются самолеты, идут ожесточенные воздушные бои. Кругом разрывы, дым и огонь наполняют воздух. Картинка интересная, но и опасная. Вот так воюем в данный момент. 27.07. 1943 г.».

«…Все же вы слишком скромно и кратко пишете, так, что после прочитки приходится ломать голову. Например, Галя пишет: «Твой друг КК теперь Герой Советского Союза». А кто же этот КК? Неужели нельзя было прописать имя и фамилию Героя?

Пишите подробнее про вашу «Иткуловскую» жизнь, что нового в клубе, про молодежь, про драмкружок, про завод, столярку, школу. Вы не бойтесь, что этим можете разгласить военную тайну. На этот счет мне приходится быть гораздо осторожнее, ибо, куда ни коснись, все касается военной тайны. Все же мой браток Манир молодец, пишет толково! 07.11.43 г.».

«Я все еще нахожусь в Восточной Пруссии. Правда, просиживаем на одном месте, не продвигаемся. Поэтому возможности относительно писем, конечно, у меня теперь побольше, чем в наступлении. Выпал небольшой снег и тут же растаял. Под ногами грязь непроходимая.

Праздник прошел как обычные будничные дни. Давали водки и хорошо покормили. Задумываешься, как обидно за нарушенную нашу счастливую жизнь, молодость. Праздники уже четвертый год проводим в такой фронтовой обстановке: в окопах и блиндажах под разрывом снарядов и свистом пуль. Когда же будет конец всему этому? Как надоело…

Мажитов частенько пишет. Судя по его письмам, он не так далеко от меня, вот бы встретиться с ним! Восточная Пруссия. Курплаукен.»

«…В настоящее время дни похожи друг на друга как два медных пятака. Правда, никак нельзя думать, что мы сидим, ничего не делая. Все с такой же яростью бьем и уничтожаем немца, атакуем, обстреливаем, и шаг за шагом толкаем его назад. Мы и сами уже к этому привыкли, как к обычному явлению. А Совинформбюро подавно об этом ничего не сообщает. Когда на других фронтах развернулись бои с большими успехами, с освобождением Харькова, Таганрога, мы пока еще остаемся малоизвестными.

…День обычно начинается точно так, как и у вас - всходит солнце, становится светло и тепло. Если на этот день не назначено что-либо, вроде «улучшения своих позиций» или «разведки боем», то проходит он почти спокойно, за исключением редкого арт. и минометного, пулеметного обстрелов и трескотни. Бывают такие минуты, ни одного выстрела, что, кажется, будто войны нет.

А если назначено - то другое дело. Точно в назначенный срок до одной минуты сразу заговорит артиллерия. Сотни орудий, сотрясая воздух своим гулом, начинают «обрабатывать» передний край обороны фрицев. Вот заводит свою песенку наша славная «Катюша». Ей подпевает грозным басом «Иван Грозный», еще страшнее «Кати». Вся эта музыка продолжается иногда больше часа. Впереди, кроме дыма и пыли, ничего не увидишь. Вот в небе появляются наши самолеты, идут десятками бомбардировщики, за ними штурмовики, истребители. Они также «обрабатывают» фрица, но по-своему.

Этим временем пехота и танки подходят на исходные позиции, под самый нос фрицу, который как суслик зарылся в землю, оглушен, ранен или убит от артналета. Он закрепился где-нибудь заранее, упорно защищается, буквально хватается за каждый бугор и кустик, отступать некуда, позади море. Скоро мы его все же столкнем туда. Пусть поплавает.

С наступлением вечера постепенно все затихает, конечно, когда нет наступления или другой операции. Только изредка тишину нарушают пулеметные, автоматные очереди. Люди, за день належавшись досыта в окопе, не поднимая головы, робко выглядывают из окопа, выходят наружу, ибо фриц уже сейчас не видит, и не может вести прицельный огонь.

Повара в белых фартуках подгоняют лошадей, чтобы скорее накормить проголодавшихся за день бойцов. Вот, обгоняя всех, поднимая густую пыль, летит на своем велосипеде Харитоша (почтальон, у нас их так именуют). Везет свежие газеты и долгожданные заветные письма. Вот идут какие-то новые части вперед, а вот какие-то - назад, в баню.

Вот в небе слышится рокот мотора самолета. Это хищный фрицевский ночной бомбардировщик. Он бросает мелкие бомбы - «галантерею», очень вредные штучки, фосфористые. Рокот нарастает. Вот поднимаются лучи наших прожекторов, они жадно прощупывают небо. Поймали фрица… Он крутится, пикирует, бросается в стороны, но не уйдешь! По самолету открывают огонь из зениток и из пулеметов с трассирующими пулями, разноцветными: зеленые, красные. Небо покрывается светящимися точками. Как красиво! Сбили фрица. Он как огненный шар падает на землю.

Наши «Катюши» фрицу на ночь поют за упокой. Снаряды ночью еще красивее рвутся, как вулкан извергается. Вот так живем и воюем. На этом ставлю точку».

«Попробую кое-что написать об этой Пруссии Восточной. В конце октября прошлого года после большой артиллерийской и авиационной «подготовки» оборонительных сооружений фрицев, тянувшихся по всей нашей границе с Литвой и в глубину до 20 км, мы пошли на штурм. Встречая довольно большое огневое сопротивление оставшихся в живых фрицев, засевших в мощных дотах, в стальных колпаках, мы с боем продвигались вперед. Вот остаются считанные метры родной земли, а там, за той маленькой речушкой, начинается вражеская земля.

На границе за этой речкой, около разрушенного моста, на бывшем пограничном столбе на свежей доске написано: «Вот она, проклятая Германия!» - и мы ступаем на землю врагов. Начинается расплата за их зверства, убийства наших людей. Вот валяются разбитые пушки, сгоревшие танки, автомашины, лежат в беспорядке принявшие различные позы убитые фрицы - горе-завоеватели. Бегство их поспешное, встречается множество автомашин с боеприпасами, заминированный мост через канал остался невзорванным. В воздухе стоит непрерывный гул самолетов, свист пуль, бомб и грохот снарядов.

На другой день к вечеру заняли одну станцию, она в результате большого боя почти вся была разрушена и сожжена. Всякой домашней твари было достаточно. Коровы, овцы, свиньи, гуси - все брошено. Почти у всех жителей здесь домашняя обстановка довольно богатая, чуть ли не все привезенные или, вернее, награбленные вещи из разных стран: тут и ленинградские телефоны, пианино, тульские самовары, велосипеды, французское вино, мебель из Карелии. Нередко нам, солдатам, когда позволяла обстановка, удавалось поспать на никелированной кровати с мягкой пуховой периной, покушать за круглым столом жаркое, весело шутя друг с другом: «Извольте-с кушать, барин-с!». Теперь уж мы устраивали свои порядки в «фрицландии», мы на это имеем право. Навстречу нередко попадались угнанные в Германию наши люди, они возвращались к себе на родину».